Дмитрий Воронков
Как музыка, коснувшаяся края
сознанья, притворившаяся вдруг
молитвой по утерянному раю,
сокровищем, упущенном из рук,
святым, но позабытым откровеньем -
так режет сердце сталью полосной
мучительное сладкое забвенье
о том, что было. Было ль? И со мной?
От боли бесполезные длинноты
рождаются в блудливой маете,
и в голове назойливые ноты
все крутятся, а все, увы, не те,
не те, а те, чьим сочетаньем мучим,
ссыхается усталый мозжечок,
смущают дам сомнительным созвучьем.
Они вздыхают - спекся мужичок.
И все же я, упорствуя отважно,
на склоне спотыкаясь и скользя,
вхожу в родник, куда не входят дважды,
куда однажды-то войти почти нельзя,
где не чиста уже, и не упруга,
и вообще, не та уже вода.
Как скоро забываем мы друг друга,
как будто и не знали никогда.