Юрий Хабаров
Родила меня мамуля без врачебной помощи
За неделю до июля, сразу после полночи .
Улыбнулась, прошептала: Вырастет, расплатится...
Мне пупок перевязала ниточкой из платьица.
Голосист я был не в меру - звонкий голос Бог мне дал,
Колотило всю квартеру, когда есть я требовал
По нутру был видно плач мой всем знакомым папиным
Говорили: Однозначно, быть ему Шаляпиным!
Только мать была мудрее - мамы детям не враги.
Говорила: Спи скорее! Голосок свой береги.
В жизни все измерено, в жизни все заколото,
Слово, сын мой, серебро, а молчанье - золото!
В детстве счастья было вдосталь, и несчастья - поровну.
Я в батяню вышел ростом и в него же норовом.
И, когда на поле брани не спасали кулаки,
Дуракам и прочей дряни смачно вешал ярлыки.
Я, конечно, был не Пушкин, но писать хотелось страх!
Мои едкие частушки распевались во дворах.
К дуракам не мог привыкнуть, был врагами нелюбим.
Поздно понял, что язык мой - враг под номером один!
Только мать была мудрее, мне врачуя синяки,
Говорила: Дуралеям редко нравятся стихи.
Их пока посеяно больше, чем помолото...
Слово, сын мой, серебро, а молчанье - золото!
Ко двору я не пришелся ни шестеркам, ни тузам.
У меня язык кололся, у других язык лизал.
Из меня сатира лезла, потому-то, что не год,
Выдвигали их на кресла, а меня на эшафот.
Что поэту казнь невежды и, гитарой дребезжа,
Не смолкая, я, как прежде, шел по лезвию ножа .
Если вру я, пусть небесный грянет гром из синевы!
Жить страшнее бессловесным, чем совсем без головы.
Только мать была мудрее, у гитары гриф спилив:
Ох, сынок, дождется шея твоя пеньковой петли!
Выращено дерево, где повесят молодца...
Слово, сын мой, серебро, а молчанье - золото!
От рассвета до заката, от утра и до утра
Проживаю я без злата, не считая серебра.
Над словами мамы долго думал - понял лишь одно:
Если злата будет много - обесценится оно!
Родила меня мамуля (день записан в метриках),
А когда настигнет пуля, знает только лишь Аллах!
Буду петь, пока поется, до отверстия в виске,
Петь, пока не разорвется нитка мамина в пупке!