Леонид Сергеев
В маленьком уездном городишке,
Нет... не в городишке, - в деревушке,
Девушка жила, - красива слишком, -
Так о ней судачили подружки.
А она, тряхнув короткой стрижкой,
Бегала с ватагою мальчишек,
И ветрам открыв свои подмышки,
Вырастала из своих платьишек.
Девушку прозвали Каэскюлля,
Что по-фински значило - Маришка.
И в ее родимом Ювяскюлля
Все ее любили, - даже слишком.
Старый Тойво Антикайнен-младший
Под корельской сидя под березой,
Говорил, что нет Маришки краше,
Утирая трубкой свои слезы.
Сын его - Лоренцо из Пьятченцы
Далеко ходил рыбачить в море.
Вместе с ним рыбачили и ненцы -
Иттэльгын и однорукий Боря.
В море волны выли и гудели,
Иттэльгын с Лоренцо пели оду!
...Однорукий тоже был при деле,
Черпаком вычерпывая воду.
Как-то раз, метнувши наудачу
Свой гарпун в районе Чичен-Ицы,
Услыхал Лоренцо крик гагачий
И увидел раненую птицу.
Гага била крыльями под ветер,
Но гарпун вонзился в тело слишком.
И вскричал Лоренцо: Доннэр веттэр,
Ты моя Ягенка, я твой Збышко,
Нон-а-кит-а-па, моя Ундина!...
Гага все слабела и слабела...
И, упав на плечи Иттельгына,
От рыданий сотрясалось тело.
...Либерийский танкер Маршал Громов
Шел из Порт-оф-Пренсо до Карлхорста
И, уже почти подплывши к дому,
Люди увидали белый остров.
Да, друзья мои, печальной песней
На волне покачивалась гага,
Ворон смерти вился в поднебесье
И гарпун торчал, как древко флага.
Машинист лебедки Трунчко Вилли
Поднял гагу нежно, как ставриду.
Доктор Автандил Хинкалишвилли
Обработал рану стрептоцидом.
Капитан, обвертенный, как скалы, -
Петр Михалыч Зайцев, крякнул тихо,
И сказал: (Кряк!) Немало ей досталось,
Пусть живет, забыв про злое лихо.
И, о чудо, после промедола,
Гага как-то странно встрепенулась
И, как-будто не было укола,
Девушкой прекрасной обернулась.
Так вернулась к жизни Каэскюлля,
Возродилась для тепла и ласки.
Кто-то черствый скажет ну и... что-же?
Это, мол, легенды, мифы, сказки.
Нет, друзья! В камчатском пароходстве
Танкер Маршал Громов уважают
И его с началом судоходства
Сотни камчадалов провожают.
А команда, та души не чает
В озрной буфетчице Маришке.
Все ее лелеют, ублажают,
(А Хинкалишвилли даже слишком).
А Лоренцо почернел от горя,
Многократно проклял все на свете,
Запасной гарпун закинул в море
И теперь работает в газете.
Пишет репортажи и заметки
И кричит: Ай лав ю, майне кляйне!
Но лишь ветер стряхивает с ветки
Пух гагачий, словно снег печальный...
