Владимир Береснев
Как будто в горле рыбья кость, застрял в пейзаже.
Чернел от злости, почернев сперва от сажи.
Скрипучим кашлем заходился в непогоду.
Он презирал огонь и ненавидел воду.
Давным-давно, лишившись зрения и слуха,
В его утробе еле двигалась старуха.
И взглядом белым, как обветренное сало,
С утра до ночи космы туч в окне чесала.
Она в грозу, не видя молний, гром не слыша,
Перекрестилась. И огонь, верхом на крыше,
Его пришпорил так, что ребра заиграли,
Как золотые струны. Лопнули. Опали.
Он умирал, шипя, в клубах густого пара,
Среди дождя. Еще черней, чем до пожара,
Его остов паучьим шагом по обрыву
Сползал к реке. На полпути споткнувшись, криво
Застыл, как будто здесь и был всегда, по слухам...
Никто не вспомнил про незрячую старуху.
И только дети, в тех местах играя где-то,
Нашли оплавленные царские монеты.