Дмитрий Гагуа
Сумасшедший, как есть - сумасшедший,
по пустыне кружит знойный ветер с двуцветной каймой;
то бормочет, то на ухо шепчет
воспалённые тёмные речи,
возмущая покой, брызжет светом и рыжей слюной.
Ветер вьётся стремительной тенью,
к небесам в дикой пляске столпом возметая песок,
и пристрастно, с великим презреньем,
разоряет дотла погребенья
зверолобых богов, и торопит людей на восток.
Но, дыханье узнав человечье,
эти мёртвые боги - осколки несбывшихся снов -,
из могил восставая по плечи,
вопиют на гранитном наречьи,
призывают из бездны зыбей повелителя слов.
Повелитель, услышь, повелитель!
Отомсти, уничтожь, заведи, погуби между скал!
Никого. Только сокол в зените
затмевает крылами Египет,
да поодаль трусит, припадая на лапу, шакал.
Расплескав камышовое море,
ветер гонит к горе, где огнём расцвела купина,
заслоняет от глада и мора,
проторяет пути на просторе,
и под вечер с высот выкликает во мрак имена.
А потом, в тихом, призрачном свете
той луны, что лепёшкой плывёт - столь пресна и черства -,
видишь: спят утомлённые дети,
и над ними склоняется ветер,
в белизну и лазурь проливая, как слёзы, слова.