Николай Штромило
Осипу Мандельштаму
Тщедушный враль, трусливый торопыга
на цыпочках - не птичья ли отвага! -
дворами мчит, пощелкивая Грига,
шарахаясь стреляющего флага.
Но шаг его чарует поступь брига,
и страх его - пока бела бумага,
и путь его вылистывает книга
до дантова туманного Гулага.
Как серый снег, мохнатый и тяжелый,
ложится прах империи на плечи
худого тенишевца; стекленея,
звенят тайги сосновые виолы,
когда - вкусивший ярость русской речи -
он исчезает в глубине аллеи.