Константин Лин
Я живу, терпеливо греша,
и вмещает моя душа:
снежной бабы морковный нос,
монотонный рассказ колес,
пересыпанный солью снег,
и от боли соленый век,
и по-детски наивный плач,
и Танюхин плывущий мяч,
от заводов над городом смог,
глубину Мандельштамовских строк,
на плечах ласку женских рук,
в дверь мою характерный стук,
и всю тяжесть прожитых лет,
и оградок зеленый цвет,
и запуганный третий Рим,
и любое Поговорим,
и разбитое в кровь лицо,
и на вырост к зиме польтецо,
и расхристанный, пьяный май,
и последний ночной трамвай...
И неясно – по чьей же вине
это все уместилось во мне.
Заскорузлый, спрессованный быт
тянет жилы, калечит, болит.
Заскорузлый, спрессованный быт
обласкает, обнимет, простит.