Дмитрий Гагуа
А когда открылись сроки
ожидания вселенной,
солнца луч плеснул по строкам
косо - справа да налево.
Ангел замер на пороге.
Будний день, обыкновенный.
Из Исаии-пророка
нараспев читала Дева.
И в Ее спокойном лике
проступил единый облик
жен библейских - от великих,
первых, до Елизаветы,
осияв чеканным бликом
сквозь столетий дымный облак
все грядущие языки,
словно времени и нету.
Словно времени и нету -
за окном пейзаж неброский:
панорама Назарета
или Эйфелева башня.
То ли царские кареты,
то ль цыганские повозки
нас с тобой везут по свету
где-то там. А где - неважно,
ибо время и пространство -
не обмолвка, а идея
нашей жизни, наших странствий
дольных трепетное знамя.
Византию с Ренессансом
звать на помощь не посмею;
толкования напрасны -
это здесь, сейчас и с нами.
Так, покуда сердце рвется,
мы, от света и до света,
все торгуем первородство
да грыземся за единство.
То ль блаженство, то ль юродство,
но не ведаем ответа -
веришь ли, что боль сиротства
уврачует материнство?
Эхом полнятся дворы, и
солнце меркнет на закате.
Вечер сходит на сырые
травы, чтобы стать судьбою.
Крылья выгнув расписные,
ангел, полон благодати, -
радуйся, - зовет, - Мария,
радуйся, Господь с Тобою.